Звонок президента США Дональда Трампа Владимиру Путину, речь вице-президента Джей Ди Вэнса на Мюнхенской конференции по безопасности и переговоры между Россией и США без участия Украины в Саудовской Аравии — все это вызывает сомнения насчет загадочного «плана Трампа» по скорейшему окончанию войны в Украине. Сможет ли Европа действительно обрести мир, если американский президент заключит некую сделку с Владимиром Путиным — например, «заплатит» за прекращение боевых действий оккупированными Россией украинскими территориями вместе с миллионами их жителей? Эти вопросы на днях обсуждались в Мюнхене, и здесь есть болезненный символизм. Дело в том, что однажды у Европы уже был «Мюнхен»: 87 лет назад в этом городе политики заключили сделку в попытке избежать большой войны. Тогда за «мир во всем мире» великие державы решили заплатить частью Чехословакии. Агрессор с удовольствием принял эту «плату», стал благодаря этому сильнее — и вскоре развязал новую мировую войну, оказавшуюся намного ужаснее предыдущей. Рассказываем о соглашении, которое окрестили Мюнхенским сговором.
«Международный поцелуй», или Как мировое сообщество попыталось отказаться от войн
Период мировой и европейской истории между 1918 и 1939 годами часто называют межвоенным (иногда по-латински — «Интербеллум»). Но это более позднее обозначение. Для людей той эпохи их время было «послевоенным», ведь, пройдя через ад всемирной войны, человечество совсем не ожидало ее повторения.
Политики и общественные деятели разных стран работали над созданием рецепта, который смог бы защитить мир от новой бойни. На это ушло около десяти лет. В апреле 1927 года министр иностранных дел Франции Аристид Бриан предложил США заключить договор «о вечной дружбе, запрещающий обращение к войне как к средству национальной политики». Идею такого договора Бриану подсказал американский историк Джеймс Шотвелл, главный редактор 150-томной «Экономической и социальной истории Первой мировой войны». Ученый, детально изучивший первый глобальный конфликт, пришел к выводу, что в современности война между двумя промышленно развитыми странами почти всегда будет перерастать в многосторонний конфликт. А раз так, единственным способом избежать мировой войны в промышленно развитом мире мог быть только полный отказ от развязывания вообще любых войн.
В США раздумывали над французским предложением более полугода. Наконец, в декабре 1927 госсекретарь Фрэнк Келлог ответил Бриану, что правительство его страны с удовлетворением принимает французское предложение, но с одной существенной поправкой: участниками такого договора об отказе от войны должны были стать и другие страны — в первую очередь все главные державы мира.
Договор об отказе от войны в качестве орудия внешней политики 27 августа 1928 года подписали в Париже представители Бельгии, Германии, Италии, Польши (напомним, что частью этой страны в то время была Западная Беларусь), США, Франции, Чехословакии, Японии — а также Великобритании и ее доминионов (Австралии, Индии, Ирландии, Канады, Новой Зеландии и Южно-Африканского Союза). В этот же день госдеп США отправил приглашения присоединиться к соглашению еще 48 государствам, в том числе Советскому Союзу. Договор стал известен как пакт Бриана — Келлога, или Парижский пакт.
О том, насколько большие надежды люди того времени возлагали на этот договор, можно судить по тому, что Фрэнк Келлог за его подготовку получил Нобелевскую премию мира в 1929-м. Оно и неудивительно: благодаря пакту агрессивная война впервые в истории человечества стала незаконной с точки зрения международного права.
Отметим, что в руководстве СССР (в состав которого тогда входила восточная половина Беларуси) по вопросу о пакте Бриана — Келлога имелись разногласия. Нарком иностранных дел Георгий Чичерин выступал против участия в нем, утверждая, что «присоединение к уже готовому пакту, созданному другими, для нас неприемлемо». При этом главный советский дипломат предлагал все же отправить советскую делегацию на церемонию подписания договора об отказе от войн: «В этом случае наша роль заключалась бы в том, чтобы явиться, поспорить, пошуметь, выдвинуть всякие протесты и, наконец, уйти со скандалом».
Напротив, присоединение к пакту активно поддерживали член Политбюро Николай Бухарин и заместитель наркома иностранных дел (и уроженец Белостока) Максим Литвинов. По их мнению, СССР был заинтересован в «продолжении передышки» и не должен был пренебрегать даже «самой ничтожной гарантией против войны». Позиция Бухарина и Литвинова победила, и 31 августа 1928 года СССР уведомил Францию о согласии присоединиться к пакту.
На тот момент Москва действительно выступала как сторонник отказа от войны в международных отношениях. В ноте французскому посольству советское правительство заявило, что хотело бы запрета войн не только в формально-юридическом толковании этого слова (то есть предполагающего процедуру «объявления войны»), но и других видов военных действий вроде интервенции, блокады, оккупации чужой территории. Напомним, похожим образом, без формального объявления войны, происходит сейчас полномасштабное российское вторжение в Украину. Правда, предложение Советов так и не было отражено в тексте пакта.
На этом миротворческие инициативы Москвы не закончились. СССР не только первым ратифицировал соглашение (акт об этом французскому послу в Москве вручили 6 сентября 1928 года), но и придумал, как ускорить его вступление в силу. Дело в том, что, согласно договору, пакт Бриана — Келлога начинал действовать с момента ратификации всеми участниками. Этот процесс затягивался. Поэтому СССР предложил своим соседям — Латвии, Польше, Румынии и Эстонии — считать Парижский пакт действующим досрочно, то есть сразу после ратификации этими странами. Такое дополнительное соглашение (известное как «протокол Литвинова») было подписано в феврале 1929 года. Тогда как ратификация всеми участниками растянулась до июля.
Главным недостатком пакта Бриана — Келлога было отсутствие в тексте каких-либо санкций или других негативных последствий для его нарушителей. Парижский договор (к слову, никем не денонсированный — то есть действующий до сих пор) фактически стал декларацией, в которой страны осудили использование войн для разрешения международных споров и пообещали, что будут решать такие споры и конфликты только мирными средствами. Никакого механизма принуждения агрессора к миру документ не предусматривал. Из-за своего мягкого, декларативного характера он получил название «международный поцелуй».
Тем не менее обещаний об отказе от войны, которыми государства обменялись в Парижском договоре, хватило, чтобы удержать Европу от межгосударственных войн почти на десять лет. Увы, здесь не перестали стрелять вообще — например, в Испании в 1936 году началась страшная гражданская война, в которой опосредованно участвовали и другие страны. Но нападений одного государства на другое в нашей части света в это десятилетие не было.
Мюнхенский ящик Пандоры
За следующие пять лет к пакту Бриана — Келлога присоединилось почти полсотни государств мира. Но к тому времени одному из первоначальных подписантов стали мешать ограничения Парижского договора. В 1933 году в проигравшей Первую мировую войну Германии, обедневшей, уставшей и разочарованной, власть взяла крайне правая Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (НСДАП).
Договор об отказе от войны от имени Германии подписало предыдущее демократическое правительство (так называемая Веймарская республика). А вот НСДАП пришла к власти, используя реваншистские лозунги. Лидер нацистов Адольф Гитлер в своем политическом манифесте «Моя борьба» еще в 1920-е годы обещал согражданам пересмотреть «несправедливые» итоги Первой мировой войны, завоевать для Германии «жизненное пространство» в Центральной и Восточной Европе и объединить всех немцев в одном государстве.
Укрепив собственную власть и разобравшись с внутренними врагами, Гитлер взялся за выполнение обещаний. На первых порах он мастерски пользовался страхом европейцев перед большой войной, которую политики его поколения пережили на собственном опыте. В 1936 году Берлин нарушил подписанный после Первой мировой Версальский договор и ввел войска в Рейнскую демилитаризованную зону — западную часть Германии, в которой ей было запрещено держать армию и строить укрепления. Франция и Великобритания, победившие Германию менее 20 лет назад, решили избежать нового конфликта и проигнорировали эту первую военную операцию Гитлера.
Окрыленный успехом, в марте 1938 года он ввел войска уже в соседнее государство — Австрию. При этом формально Германия не нарушила положений пакта Бриана — Келлога, ведь войну Австрии она не объявляла. А ее присоединение к «третьему Рейху» месяц спустя произошло с помощью контролируемого нацистами «референдума» (прямо как сейчас аннексия украинских территорий Россией). На исчезновение с карты целого суверенного государства остальные европейские державы ответили в лучшем случае выражением беспокойства. Агрессивные действия лидера немецких нацистов снова решили «не замечать», рассчитывая, что на этом он остановится.
Расчет не сработал. С точки зрения Гитлера все складывалось очень удачно. Почувствовав слабину со стороны других великих держав, он решил ковать железо, пока горячо. Сразу после успешного аншлюса Австрии взгляд немецкого диктатора обратился на Чехословакию. Здесь в граничащей с Германией Судетской области жило около трех миллионов людей немецкого происхождения. Впрочем, подрывную политическую деятельность в Чехословакии нацисты вели еще с октября 1933 года, когда там был основан прогерманский «Судетско-немецкий трудовой фронт».
В апреле 1938 года Гитлер обсудил со своими военными возможность прямого военного захвата Судетской области. Вариант внезапного вторжения был отвергнут, поскольку это могло вызвать международный кризис. Но информация о том, что в Берлине разрабатывается план оккупации Чехословакии, просочилась за пределы Германии.
К началу 1938 года Чехословакия отнюдь не была удобным мальчиком для битья. Страна обладала высокоразвитой военной промышленностью и имела одну из лучше всего вооруженных армий в мире. Она могла мобилизовать 47 дивизий, тогда как Гитлер смог наскрести для «Плана Грин» по вторжению в эту страну лишь 39. Вдобавок чехи сильно укрепили гористую границу с Германией, что превратило ее в труднопреодолимое препятствие для стремительного танкового блицкрига.
Чехословакия была готова сражаться, но в Праге понимали, что в одиночку победить Германию они не смогут. Поэтому еще в 1924 году эта страна заключила договор о союзе с Францией. Вместе армии этих двух стран были по всем параметрам сильнее немецкой, и начинать войну против них сразу на два фронта для Германии было бы чистым безумием.
Тем не менее поймавший удачу за хвост Гитлер продолжал требовать «воссоединения» чехословацких немцев с Германией. Хотя его агрессивная риторика создавала впечатление, что война неизбежна, какое-то время прямого результата это не давало. Но 8 апреля 1938 года во Франции сменилось правительство. Новый кабинет Эдуарда Даладье был создан без участия социалистов — принципиальных противников нацистского режима в Германии. И уже через четыре дня газета Le Temps опубликовала статью профессора юридического факультета Парижского университета Жозефа Бартельми, в которой тот «доказал», что франко-чехословацкий договор о союзе 1924 года не обязывает Францию вступать в войну, чтобы спасать Чехословакию.
Похожие настроения царили и по ту сторону Ла-Манша. Еще до публикации Бартельми в лондонской The Times вышла передовица, написанная главным редактором Джеффри Доусоном. Из нее британцы узнали, что Великобритании не стоит ввязываться в войну за сохранение чехословацкого суверенитета над Судетами, не узнав перед этим мнения самих судетских немцев.
В конце апреля 1938 года премьер-министры Франции и Великобритании Эдуард Даладье и Невилл Чемберлен встретились в Лондоне, чтобы обсудить чехословацкий вопрос без участия самой этой страны. И пришли к выводу, что европейский мир можно спасти только путем передачи Германии спорных территорий с немецким населением.
12 сентября 1938 года вооруженные формирования судетских немцев, поддерживаемые Берлином, начали мятеж, атакуя чехословацкие подразделения в разных регионах страны. Позднее в Чехословакии эти действия расценили как начало необъявленной войны со стороны Германии.
В середине сентября 1938 года Чемберлен встретился с Гитлером в его резиденции. Здесь британский премьер-министр, как ему казалось, «умиротворил» германского диктатора обещанием убедить свое и французское правительство признать результаты будущего плебисцита в Судетской области. В ответ Гитлер пообещал не начинать военных действий до дальнейшего обсуждения. Затем французы и англичане подготовили совместное предложение, предусматривающее передачу Германии всех территорий Чехословакии, на которых доля немецкого населения превышала 50%. При этом с самой Чехословакией детали этой сделки за ее счет никто даже не обсуждал — ее просто поставили перед фактом.
Под угрозой остаться без военной помощи со стороны Франции и Великобритании страна 21 сентября согласилась отдать Судетскую область Гитлеру. Но ему этого уже было мало: лидер нацистов теперь хотел полностью ликвидировать чехословацкое государство, разделив его с Венгрией и Польшей.
На этом этапе Европа и мир, возможно, еще могли избежать последующих кровавых событий. На новые наглые требования Гитлера Чехословакия 23 сентября ответила проведением всеобщей мобилизации своей армии. На следующий день частичную мобилизацию объявила и Франция. Под давлением таких «аргументов» Гитлер отказался от своих требований о ликвидации чехословацкой государственности и согласился на проведение дипломатической конференции с участием Италии в качестве посредника.
Но на этом решительность европейских политиков закончилась. 27 сентября Чемберлен выступил по радио с заявлением, в котором так объяснил свою позицию:
«Как ужасно, фантастично, невероятно, что мы должны рыть окопы и примерять противогазы здесь из-за ссоры в далекой стране между людьми, о которых мы ничего не знаем. Как бы мы ни сочувствовали маленькой стране, столкнувшейся с большим и могущественным соседом, мы не можем ни при каких обстоятельствах вовлечь всю Британскую империю в войну только из-за нее. Если нам придется сражаться, то это должно быть по более важным вопросам, чем этот».
29 сентября Гитлер, Чемберлен, Даладье и итальянский диктатор Бенито Муссолини встретились в Мюнхене. Гитлер на этой встрече открыто злился из-за того, что накануне не смог войти в Судетскую область как «освободитель» в назначенный им самим день и был вынужден согласиться на арбитраж трех других держав. Боясь спровоцировать еще больший его гнев, остальные участники встречи не решились настоять на том, чтобы на конференцию допустили прибывших в Мюнхен чехословацких дипломатов.
Оставив представителей атакуемой страны за дверью, Великобритания и Франция «умиротворили» Гитлера ее территориями. По условиям Мюнхенского сговора Судетская область перешла Германии. Париж и Лондон проинформировали Прагу, что она может либо принять эти условия, либо противостоять Германии в одиночку. Чехословацкое правительство решило подчиниться.
Последствия «миротворчества» Чемберлена
Вернувшись в Лондон из Мюнхена, Невилл Чемберлен искренне считал, что добился мира для своей страны и Европы в целом. Сходя с трапа самолета, он с гордостью размахивал текстом совместного заявления:
«Мы, немецкий фюрер и канцлер, и британский премьер-министр, провели сегодня еще одну встречу и согласились признать, что вопрос англо-германских отношений имеет первостепенное значение для наших двух стран и для Европы. Мы рассматриваем соглашение, подписанное вчера вечером, и англо-германское морское соглашение как символ желания наших двух народов никогда больше не воевать друг с другом. Мы полны решимости, что метод консультаций будет методом, принятым для решения любых других вопросов, которые могут касаться наших двух стран, и мы полны решимости продолжать наши усилия по устранению возможных источников разногласий и, таким образом, способствовать обеспечению мира в Европе».
Текст заявления Чемберлен зачитал у своей резиденции на Даунинг-стрит, после чего добавил:
— Мои добрые друзья, во второй раз в нашей истории британский премьер-министр вернулся из Германии, с честью принеся мир. Я считаю, что это мир для всего нашего времени. Идите по домам и спите спокойно.
Оптимистичный настрой Чемберлена разделяли далеко не все, и речь здесь не только о чехах. Прекрасно понимал, к чему ведет политика умиротворения диктаторов, будущий премьер-министр Великобритании, а на тот момент член парламента Уинстон Черчилль. Еще во время аншлюса Австрии он предупреждал Палату общин, что это лишь начало нацистской агрессии:
— Серьезность (аннексии Австрии. — Прим. ред.) невозможно преувеличить. Европа сталкивается с программой агрессии, хорошо спланированной и рассчитанной по времени, разворачивающейся поэтапно. И у нас есть выбор — либо подчиниться, как Австрия, либо принять эффективные меры против. Сопротивление будет тяжелым. <…> Но если мы будем медлить, скольких друзей мы потеряем, падение скольких потенциальных союзников мы увидим?
После возвращения Чемберлена из Мюнхена Черчилль оценил его старания по умиротворению Гитлера пророческой фразой:
— У вас был выбор между войной и бесчестьем. Вы выбрали бесчестье — и получите войну.
А 5 октября 1938 года в выступлении перед Палатой общин Черчилль назвал Мюнхенское соглашение «полным и безоговорочным поражением» Великобритании и остальной Европы.
Ждать подтверждения правоты Черчилля оставалось недолго. Вместе с Судетской областью Германии отошли все те пограничные горные хребты, на которых базировалась чехословацкая система обороны. Уже в марте 1939 года Германия окончательно ликвидировала Чехословакию и оккупировала этнические чешские земли, включая Прагу. Захват Австрии и Чехии заметно усилил Германию и ее армию, и диктатор выбрал новую жертву — Польшу. Которая, к слову, поучаствовала в разделе Чехословакии, соблазнившись включением в свой состав чешской части Тешинской Силезии.
Оккупация Праги подействовала отрезвляюще на Францию и Великобританию. Вскоре после нее обе страны гарантировали Польше свою поддержку в случае германского нападения. Но было уже слишком поздно. Адольф Гитлер вошел во вкус, его армия усилилась (в том числе и благодаря огромным арсеналам захваченного чехословацкого оружия — надежного и качественного). В августе 1939 года Германия повторила трюк с соблазнением соперника территориями соседней страны и заручилась поддержкой Советского Союза, договорившись разделить с ним Польшу (так же, как ранее добилась благоприятной позиции Польши в чехословацком вопросе, отдав ей Тешинскую область).
Напомним, что до этого гитлеровского «искушения» СССР проводил достаточно миролюбивую внешнюю политику, активно продвигал пакт Бриана — Келлога. Но в Москве внимательно следили за успехами «умиротворяемого» агрессора в лице гитлеровской Германии и сделали соответствующие выводы. Впрочем, не только там: еще в апреле 1939 года Италия начала вторжение в Албанию и оккупировала ее, что стало первой межгосударственной войной в Европе после заключения Парижского договора.
Усилившегося и поверившего в благосклонность фортуны Гитлера уже совсем не пугали и не сдерживали гарантии безопасности, которые дали Польше Лондон и Париж. 1 сентября 1939 года Германия напала на эту страну, развязав Вторую мировую. Через два дня Великобритания вступила в войну. Чемберлен в своем выступлении по радио признал (пусть и с оговорками) ошибочность своей политики:
«Можете себе представить, каким горьким ударом для меня стало то, что вся моя долгая борьба за мир потерпела неудачу. И вся же я не могу поверить, что мог бы сделать что-то большее или что-то иное, что было бы более успешным. До последнего момента было возможно добиться мирного и честного урегулирования между Германией и Польшей. Но Гитлер этого не хотел. Он, очевидно, решил напасть на Польшу, что бы ни случилось. Его действия убедительно показывают, что нет никаких шансов ожидать, что этот человек когда-либо откажется от своей практики применения силы для достижения своих целей. Остановить его можно только силой».
Впрочем, останавливать Гитлера Чемберлену уже не пришлось. В апреле 1940 года после неудач начального этапа войны он уступил пост премьер-министра Уинстону Черчиллю — и скончался через несколько месяцев.
Пожалуй, самое ценное, что оставил после себя Чемберлен миру, — это горький урок, показавший бессмысленность и страшную цену политики умиротворения агрессора путем уступок ему. Выбрав из бесчестья и войны первое, британский премьер получил в итоге и его — и войну.
Осознав порочность своих решений и их печальные последствия, Чемберлен уже ничего не мог изменить. В отличие от нынешних политиков, которым ничто не мешает изучить его опыт — и воспользоваться им, чтобы избежать новых катастрофических ошибок.
Читайте также
